Писатели - Страница 4

К оглавлению

ДЕЙСТВИЕ ТРИДЦАТЬ ВТОРОЕ

Десятый актер. Извините. Раз вы позволили себе быть у этой свиньи, Чесоткина 1-го, я, извините…

ДЕЙСТВИЕ ТРИДЦАТЬ ПЯТОЕ

Антрепренер. Драмку принесли? Не требовается.

Драматург. Хорошая драма.

Антрепренер. На какой сюжет?

Драматург рассказывает.

Антрепренер. С кого переделали?

Драматург. Своя. Оригинальная.

Антрепренер (с негодованием). Этакая дрянь, да еще свое! Не требовается. Ну, чего стал? Тебе говорят, не требовается. Иди, иди, не проедайся. Много вашего брата шатается. И куда лезут! (Задумывается и икает.)

АПОФЕОЗ

Душа писателя стремится вверх, но ее не пускают.

Сверху говорят:

— А ты что сделал со своим талантом? А ты что сделал со своей душой?

Снизу поставщики держат за ноги и кричат:

— Нет, дозвольте. Так нельзя — сперва по счетцу, пожалуйте. А то этак всякий умирать станет. Где городовой? Г. городовой, будьте великодушны, войдите в наше положение… Вот этот самый господин под предлогом скончания живота, а заместо того единственно от ихнего паскудства и необразованности…

Городовой (безнадежно). Осади назад. Публика!

ТОЖЕ ДРАМАТУРГИ

Коля и Вася завтракают.

Квартира роскошная, с портретами Островского к разбойника Чуркина.

Одеты драматурги с иголочки (нижнее белье шелковое, не хуже, чем у этуалей), благоухают духами, едят с серебряной посуды, но, по непривычке к деликатному обхождению, действуют пальцами.

При каждом по льстецу.

Коля (развалясь и ковыряя в зубах вилкой). Выпить шампанского, что ли?

Вася (икает). Над-доело. Квасу клюквенного!

Умолкают и блаженствуют.

Льстецы жарят хором:

— Знаменитая пьеса их милостей «В хвост и в гриву» имела колоссальный успех как на столичных, так и на провинциальных сценах. Приходилось около театра городовых ставить, а после того полпублики у мирового судит.

Вася и Коля мурлычут.

Льстецы (продолжают). А сборы были такие, что все прочие писатели с зависти полопались и инсинуации стали пущать, а те, кои не писатели, в одном месте побили их милость палкой…

Коля. Довольно. Вася, скажи, чтобы лошадь заложили.

Вася. Зачем, Коля?

Коля. Так. Пусть стоит у подъезда. (К льстецам.) Иди вон. Нам нужно творить. Твори, Вася.

Вася закрывает глаза и несколько минут творит. Затем докладывает:

— Вот что шепнула мне муза… Переделай ты, говорит, в пьесу роман Марселя Прево «Полудевы»…

Коля (облизываясь). Ах, какой роман. Там этих… подробностей столько, что ах, Боже мой…

Вася (гордо). Я уже плохой вещи не напишу. А после «Полудев» оригинальную пьесу напишем. Тут в одном купеческом семействе скандал случился, ворота дегтем вымазали, там мы этот случай и пустим. Всю Москву соберем.

Коля (печально). Ах, Вася, никак ты не можешь усвоить себе задач истинного искусства. Прекрасное должно быть величаво…

Лакей (в ливрее, докладывает). Антрепренер пришли.

Коля. Скажи, чтобы подождал. Дай ему там рюмку водки или чего-нибудь.

Лакей уходит.

Сколько их шатается, это удивительно. Не понимают, что нельзя насиловать свободного творчества. Так вот, Вася. Нельзя брать в основу пьесы скандал… который известен одной Москве. У провинции есть свои интересы, и игнорировать их, мы, служители святого искусства, не имеем права.

Вася. Как же быть?

Коля. Подождем такого всероссийского скандала. А пока осуществим идею другой оригинальной пьесы. Это, знаешь, пришло мне ночью, когда весь мир спал и ничто не мешало свободному полету творческой фантазии…

Вася (почтительно). Ты талант!

Коля. Действие будет происходить в доме терпимости. Да, да. Ты поражен? Ну, конечно, будет торжествовать там добродетель — это необходимо, Вася, в наш развращенный век, — но суть не в этом. Главное, мы дадим полную картинку тамошней жизни. Как девицы едят, спят и принимают гостей. Это интересно и высокопоучительно. И мы будем, Вася, реалистами, строгими реалистами, никаких там фиговых листков, прикрытий. И мы выведем хорошенькую девочку, которую покупает купец. Конечно, он ее не купит, но зритель будет все время в напряженном состоянии…

Вася. Воображаю. Коля, ты — гений!

Коля. Ну, полно! Ты тоже талантлив. (Звонит лакея.) Позови сюда антрепренера. Да скажи, чтобы ноги вытер.

РЕПОРТЕРЫ

Репортер-аристократ. Имеет на службе у себя массу мелких репортерчиков. Сам разъезжает (на лихаче или собственной лошади) по «Славянским базарам» и проч. Пользуется влиянием. Приемлет, ежели за делом. А ежели без дела — тоже приемлет. «Зарабатывает» больше, чем любой известный писатель… Часто безграмотен, но случается, что и грамотен. Тогда «влияет» статейками, которые пишет по мере надобности.

Репортер-разночинец. Бегает по городу с утра до ночи. Не прочь подпоить приятеля-репортера и стащить у него сенсационную заметку. В общем — труженик и зарабатывает прилично.

Репортер-богема. Вечно пьян и имеет вид лунатика. Пробовали отрезвлять, но тогда начинает немилосердно врать. Одет по-немецки, но грязен. Пишет заметки: «Кровавая дама». Специально занят вопросом о пожарах и подкидышах. Об одном таком самарском репортере существует история: захотел репортер жениться и, денег ради, стал приносить такую массу подкидышей (т. е. заметок), что редакция потребовала доставлять вместе с заметкой и самого подкидыша, а чтобы он дважды не утилизировал одного и того же младенца, ставить на принесенных редакционные штемпеля.